Экономист Михаил Хазин, президент консалтинговой компании НЕОКОН, заявил, выступая на радио «Эхо Москвы», что в 2011 году социально-экономическая обстановка в стране будет ухудшаться.
Сегодня у нас спад во многом вызван тем неестественным ростом, который у нас был во второй половине 2000-х годов, подчеркивает экономист. Он был вызван чисто спекулятивными эффектами. Причем не у нас больше, а на Западе. Но поскольку мы очень сильно зависим от мировой экономики, то мы стали с одной стороны бенефициаром этой схемы, потому что, продавая нефть, мы получали существенные дополнительные доходы. Кстати не только мы, много стран в мире, которые живут по этой же схеме. Наиболее известные страны Персидского залива, частично Мексика и Венесуэла, частично Австралия. Но в общем и целом, эти страны жили на фоне этого в среднем чуть получше. И соответственно были страны, у которых были большие проблемы, которые были вынуждены делать большие долги. Сегодня мы видим их последствия. Но сама тенденция общая никуда не девается. На протяжении примерно 30 лет с 1981 года весь мир жил в рамках некоторой модели, которую можно условно назвать рейганомикой. Суть была в следующем. Нужно было дать некоторый импульс западной экономике. В 70-е годы острый кризис, который случился в мире, в СССР он начался в 60-е годы, в США и в Европе чуть позже – в 1971 году, но условная точка это дефолт США 1971 года, когда они отказались обменивать доллары на золото. Отказались от золотого стандарта. И этот острый кризис поставил вопрос, кто кого – социалистическая система разделения труда и западная система. Две системы, каждая из которой может быть устойчивой только на фоне роста. А они столкнулись. Это был уже не первый кризис такого типа. Предыдущий был в 30-е годы, и он же был в конце 19 начале 20 века. Просто он был прерван Первой мировой войной и ее последствиями.
Так вот, в результате этого кризиса нужно было придумывать, грубо говоря, как запустить новую волну без роста. Без расширения рынков сбыта. Эта модель, которую придумали на Западе и не придумали в СССР, почему СССР и проиграл, а Запад выиграл, состояла в очень простой вещи. Если мы не можем увеличить количество потребителей, то давайте мы увеличим нагрузку на каждого потребителя. Для этого нужно дать людям денег. В кредит, естественно. И началась система очень мощного кредитования спроса. Спроса потребительского и соответственно ипотечного. Они формально разделяются, в реальности и то и другое есть расходы в домохозяйстве, это разделение искусственное именно по этой причине например, непосредственно перед кризисом значительная часть прироста потребительского спроса происходила за счет рефинансирования ипотеки. Эта модель заработала. Но она требовала принципиального изменения кредитного подхода. Банк заинтересован в том, чтобы выдать кредит. Это его бизнес, его деньги. А в 70-е годы все-таки финансовые рынки были далеко не так развиты, как сейчас. Поэтому все, кому можно было выдать кредит – кредиты получили. Вопрос – как можно увеличить кредитование. Для этого надо изменить модель, систему отношений между банками и обществом. Условно говоря, это изменение произошло путем некой оферты публичной. Банковская система обратилась к гражданам: ребята, давайте мы дадим вам дополнительные кредиты, а вы на них у нас же что-нибудь себе купите. На что граждане говорят: а мы не можем взять дополнительные кредиты, мы их вернуть не можем, у нас нет доходов. На что им говорят: ребята, у вас может быть, доходы появятся, когда вы начнете покупать, увеличатся доходы. Граждане говорят: давайте так, сначала у нас увеличатся доходы, а потом будем брать кредит. И тогда им сказали: ребята, а тут очень интересно, не нужно возвращать эти кредиты. – Ну как же так? – А очень просто, вы будете своими доходами закрывать только обслуживание этих долгов. Грубо говоря, одни проценты. А тело кредита вы будете возвращать из следующего кредита, который мы вам дадим. Была изменена кредитная модель. Вместо того чтобы выдавать людям деньги так, чтобы они из текущих доходов могли полностью вернуть и кредит и проценты, перешли к модели, при которой на текущие доходы граждане должны, и корпорации государства только возвращать, обслуживать эти кредиты, а возврат самого тела кредита осуществляется путем рефинансирования.
С точки зрения классической экономики это пирамида. МММ. То есть у вас возврат денег тем старым вкладчикам происходит за счет притока новых вкладчиков. В данном случае у вас приток обеспечивается эмиссией. Де-факто. И именно по этой причине эта модель имеет ограниченный во времени характер. У вас в какой-то момент текущие доходы уже не могут обеспечить даже обслуживание кредитов. И как только это происходит, у вас есть два варианта. Первый – списывать, второй – за счет гиперинфляции обесценивать все. И долги, и проценты и доходы, просто сжигать это все. Вот это два варианта, которые нас на сегодня ждут. За счет чего это длилось 30 лет. Вообще как мы знаем по ГКО, по МММ обычно так долго не длится. За счет того, что в США была очень высокая стоимость кредита, в 1981 году 19% была учетная ставка. Они ее снижали, они снижали стоимость кредита. Это позволило схему существенно удлинить почти на 30 лет. В 2008 году стоимость кредита стала равной нулю. Не стоимость кредита, учетная ставка. Стоимость кредита перестала падать, то есть стало невозможно рефинансировать кредиты с 2004-2005 годов. По этой причине я всегда и говорю, что если человек пытается объяснить, что он выдающийся специалист по кризису, пусть покажет свои работы, написанные до 2004 года. Мы свою книжку написали в 2003 году. Где вся эта схема была описана. Так вот, это абсолютно объективная причина. Обращаю ваше внимание, эта схема придумывалась под конкретную задачу. Ликвидации СССР.
А вот теперь, продолжает Хазин, фактически мир оказался в той же ситуации, в какой в 70-е годы и в 30-е годы. Только тогда можно было расшириться за счет разрушения конкурентов. В 30-е годы конкурентов было много, аж пять. В 70-е годы было два. А сегодня их нет вообще. То есть это означает, что модель экономического развития, к которой мы привыкли, которая длилась 200 с лишним лет, закончилась. В истории человечества таких моментов было много. Только за последние 2 тысячи лет можно смело назвать, по крайней мере, два. Это 4-й, 6-й века, когда поздняя античная модель сменилась на феодальную, и второе – 16-17 века. Когда феодальная сменилась на капиталистическую. Отметим, что 1917 год был сменой социально-политической модели, но не экономической. Потому что модель экономического развития, научно-технический прогресс в СССР не менялся.
СССР выступал в мире как государство-корпорация. Грубо говоря, есть какой-нибудь «General Motors», вот это был СССР, только там было совмещение государственного и соответственно корпоративного эффекта.
В СССР было очень интересно. Социализм состоял в том, что это было государство, в котором каждый гражданин по факту своего рождения был акционером. И была очень сложная система перераспределения долей и дивидендов. Карьерный рост на самом деле означал выплату бонусов и увеличение твоей личной доли в акционерном капитале. И была очень сложная система наследования. То есть эти акции нельзя было целиком передать по наследству. Бонусная часть была сильно больше, чем формально акционерная доля. Ее нельзя было передать по наследству. Собственно говоря, вся наша революция конца 80-х, начала 90-х была сделана номенклатурой и торговлей для решения двух основных для нее задач. Первая задача – как передать по наследству бонусную часть. Грубо говоря, я директор универмага, я получаю большие бонусы от своей должности, но передать их по наследству сыну или дочери не могу. Потому что когда я уйду, на мое место кто-то другой назначит начальника. А я хочу, чтобы это было мое.
Это была проблема первая. А проблема вторая состояла в том, что любой чиновник, любой номенклатурный начальник испытывали чувство дикого раздражения, что кто-то там, неважно кто, комитет партийного контроля, коммунистическая партия, комитет народного контроля или еще кто-то указывал ему, что он не выполняет своих обязанностей. По отношению к каким-то людям. Это же было, почему я должен… Я такой большой начальник, а эти уроды там бегают, почему я должен в принципе принимать во внимание их должности, их мнение. Я на должности, а они кто? Вот это было две задачи. И они были обе успешно решены. Поэтому когда я сегодня слышу о том, что наши чиновники плохо работают, они никому ничего не должны. Наше государство сегодня это государство, которое ничего не должно обществу. И изменить эту ситуацию, надо приложить титанические усилия и в этом, собственно говоря, основная проблема нашей политики. Дело в том, что у нас политики нет. У нас идет борьба за должности, за вход в эту номенклатурную старую систему, за должности, которые уже можно в том или ином виде передавать по наследству. Не впрямую, но во многом. Но ответственности перед обществом нет вообще никакой. Грубо говоря, за что боролись, и чтобы вменить эту ответственность придется пройти через крайне тяжелые моменты.
Я могу сказать, как вы будете жить. У вас есть зарплата, 12 тысяч в месяц, 15, вам в какой-то момент вывалят счет за ЖКХ 20 тысяч. Вы скажете: я не могу платить. ЖКХ вам скажет: а нам неинтересно, мы хотим получать с этой квартиры 20 тысяч. Не хочешь – уезжай в другую. Это твои проблемы. А вот мы хотим с этой квартиры получать 20 тысяч. Дальше он соответственно обращается к государству. Государство, как же так, я же делаю что-то разумное, доброе, вечное.
Государство говорит: да, да, конечно, мы тебе должны. Потому что по нашему закону, который мы тут приняли перед очередными выборами, человек не может платить за ЖКХ больше какой-то доли своей зарплаты, мы тебе должны компенсировать. Иди и пиши заявление. Учитель придет, напишет заявление. Прошу мне компенсировать. Дальше ему скажут: в бюджете нет денег. Мы тебе, конечно, компенсируем, но потом. Дальше в какой-то момент приходят исполнители судебные и говорят: а мы вас выселяем или еще того лучше, у вас трое детей, мы у вас их отбираем, потому что вы им не можете обеспечить надлежащий уровень жизни. У нас же сейчас эту ювенальную юстицию пытаются внедрить. Она будет отбирать детей. При этом сама ювенальная юстиция: ага, вот этого ребеночка мы дадим в эту семью, этого в эту, вот этого вот в эту. И из другой статьи бюджета мы будем получать деньги, которые мы с этими семьями будем пилить. И получать за это деньги. С точки зрения человеческой торговли детьми это надо просто вешать сразу на площадях. Но это же бизнес. Еще раз повторяю, ответственности нет.
Вот греки бастуют, испанцы бастуют. Португальцы. Чего они бастуют? Они говорят: мы не хотим… Давайте не будем влезать в детали, у кого-то пенсионный возраст, у кого социальные, неважно. Они говорят, грубо говоря, следующее: мы хотим получать сто рублей в месяц, которые нам обещаны по закону. Им говорят: ребята, вот наш бюджет. По 80 рублей каждому есть, а по сто рублей нет. Вы можете бастовать, можете не бастовать. Денег нет. Примерно то же самое, что говорит государство нашему учителю. Учитель говорит: ну вы должны мне заплатить, чтобы я заплатил ЖКХ. А иначе у меня отберут детей. Государство говорит: ну у нас денег нет, когда соответственно будут, мы тебе дадим, ты ЖКХ заплатишь, правда, пени тебе придется платить непонятно откуда, но пени мы не компенсируем. Ну а детей, что делать, значит, нет у тебя денег, чтобы иметь детей. Вот у тебя детей отберут. Мы ничего не можем сделать, потому что по закону, вот решение принято, что ты детей содержать не можешь и отобрать обратно почти невозможно. Вот это картина.
Но на самом деле схема немножко другая для Европы. Схема следующая. Сидели люди и жили бедно, но честно. Я уже про это говорил. Им предложили схему: ребята, мы вам даем деньги в кредит, вы на них покупаете. При этом вы не волнуйтесь, возвращать кредиты не нужно. И вдруг неожиданно им говорят: ребята, а вы знаете, поскольку больше стоимость кредита не падает, и риски финансовые выросли, мы вам больше кредитов не выдаем. Новых. Как же так, как же мы будем возвращать старые? А старые придется возвращать, потому что есть закон. Но простите, ребята, оферта была другая. Если вы отказались от своей части рефинансировать кредиты, значит, эти имеют право старые кредиты не возвращать. Или говорят: замечательно, отлично, вы требуете от нас изменения условий, хорошо, давайте, мы их реструктурируем. Первые 20 лет ничего не платим, а потом кто выживет, люди все-таки уже немолодые, будет платить, реструктурировать еще на 300 лет. Банки говорят: нет, это не годится, мы тогда все обанкротимся. Ребята, а что вы хотите. Вы 30 лет получали сверхприбыли, доля финансового сектора в прибылях в корпорации за последние 50 лет выросла в 5 раз, с 10% до 50. И вы чего хотите, чтобы так и продолжалось дальше? Так не бывает. Аналогичная ситуация у нас. Если государство создало систему, неважно, почему и как, при которой общество существовать не может, это неминуемо вызовет социальный взрыв. Вот замечательная была история. Февраль 1917 года, существование некоторой достаточно подкрепленной фактами гипотезы, что вся революция 1917 года февральская произошла вот из-за чего. Департамент полиции решил увеличить себе зарплату, обратился к государю, говорит: государь, надо бы прибавить. На что государь совершенно ошалело сказал: вы сдурели что ли, война идет. Так нельзя. На что департамент полиции сказал: ах так, мы сейчас вам устроим. И, используя, как сейчас принято говорить оперативные методы, задержал хлебные эшелоны в расчете на то, что начнутся беспорядки, они их подавят, и на радостях государь им прибавит зарплату. В результате начались беспорядки, первое, что произошло – народ повесил на фонарях всех городовых. После чего у департамента полиции просто не было инструментов что-то сделать с этими беспорядками. Дальше произошла Февральская революция.
Так вот, вся проблема состоит вот в чем. На протяжении 30 лет выстраивалась некоторая модель управления обществом через избыток денег. Управление корпорациями через избыток денег.
А геополитическая система, которая выстраивалась даже раньше с 1944 года через продажу избытка американского спроса всему миру. И сегодня мы видим, что Европа живет на продажах в США, Япония, Китай мы даже говорить не будем. Китай без американского спроса вообще не существует как современная экономическая держава.
И в этот момент неожиданно выясняется, что спрос падает, избытка денег уже нет, наоборот, денег не хватает. Это означает радикальные принципиальные изменения модели управления миром. Управления – не имею в виду в конспирологическом смысле, но понимаете, как человек, который все-таки немножко занимался реальным управлением я могу сказать, что никакое мировое правительство ничем управлять не может. Потому что любое управление в ситуации, где управляющих структур, надстройка, кто кем руководит больше трех, руководитель уже не может знать, что происходит внизу. Нужно строить идеологическую и экономическую системную модель, которая как бы работает самостоятельно на эффекте обратных связей. Ее можно только чуть-чуть подправлять. Управленческих уровней в нашей стране с десяток. Просто обратный сигнал не идет. Он очень сильно искажается. Как бы идеальна эта система ни была построена. Я, например, могу сказать, что в 30-40-е годы самая высокая должность в СССР была инструктор ЦК. Почему? – потому что именно инструктор ЦК формировал ту картину мира, которая была у Сталина. Он был фильтром. Вот это пройдет, а это не пройдет. Вероятность того, что Сталин что-то узнает, минуя этот фильтр, существовала, но была близка к нулю.
Я могу сказать, что экономическое управление, которым я руководил в 1997-98 годах, там реально работало человек 15, и у нас была альтернативная правительственная картина мира. Но только правительственная – потому что мы по правительству работали, по его сфере. Мы, например, спецслужбами не занимались. Но довести ее до президента было очень сложно. Потому что были и другие механизмы доведения до него информации.
А самое главное президент тоже существует в рамках устоявшейся системы. Вот это можно, а вот это нельзя. А если вы ему начинаете говорить: вот это делать не надо, а лучше пойди сюда и попытайся там чего-нибудь порубить, не получается. Не говоря уже о том, что чем выше человек находится в этой иерархической лестнице, тем у него меньше свободы. Грубо говоря, премьер в норме должен в день подписать 800 бумажек. Пускай 200. Вот попробуйте пожить в таком режиме. Нормальный человек довольно быстро сходит с ума. Реально абсолютно.
Так любая система работает. Потому что бумажки это способ формализации отношений, потому что если не будет бумажек, то вообще катастрофа. К вам приходит 20 человек и эти 20 человек одно и то же описывают все по-разному. Ну и что вы будете делать? Так вот вся проблема современности 2011 года, потому что это видимо, будет первый год, когда уже всем стало понятно, что старая система не работает, грубо говоря, слом произошел летом 2010 года, когда на саммите G8 в июне было четко совершенно, был просто оформлен отказ от попыток реформировать существующую систему. Стало понятно, что она не жилец. Я совершенно не хочу сказать, что это катастрофа. Эта система была далеко не самая оптимальная. Мы это очень хорошо видим, а сейчас это уже все видят. А самое главное, у нее был самый главный недостаток – она была принципиально конечна во времени. Но альтернативной нет. И по этой причине все те люди, которых мы, условно говоря, называем сакральной властью, то есть люди, которые пытаются придумывать новые схемы, они плюнули на работу с властью, потому что с ней работать бессмысленно. Она безнадежна. Она не готова…
Да, посмотрите, что происходит, почитайте выступления Обамы, Бернанке, еще кого-то. Никто из них не говорит, что происходит, потому что это невозможно. Не может же выйти человек и сказать, что мы завели все дело в тупик, и теперь поручите нам, пожалуйста, ситуацию из тупика выводить. Хорошо, вы завели в тупик. Вы знаете, как из него выходить? – Нет, мы тоже не знаем. Но оставьте нас, пожалуйста, у руля. Поскольку так никто говорить не может, по этой причине… Дальше можно говорить в США, в Европе это просто вообще бросается в глаза. Ситуацию про Ближний Восток мы даже обсуждать не будем, это уже достаточно…
Нужно придумывать новые схемы. А схемы должны придумывать люди, никак не связанные текущими условностями. И вот тот, кто первый придумает работающую схему, тот ее внедрит. И она и будет базой для некоторой новой ситуации. Сегодня мы, грубо говоря, ждем идею.
Ситуация, еще раз повторяю, будет ухудшаться. Государство будет делать все, чтобы максимально социально смягчить ее до выборов.